Hyperborean
А вот и последняя часть дневника.
В программе: возвращение
ОБРАТНО: дни Десятый - Двенадцатый (18-20)
Вернулся из магазина. Чувствую себя почти аборигеном, ибо знаю дорогу до метро, трёх продуктовых и аптеки. Гретхен царственной походкой бродит по кухне, а мне выходить примерно через час.
Итоги пребывания в Питере буду подводить в поезде, а пока…скажу, что устал. Устать в отпуске – это иронично, но этот второй по серости город во Вселенной, как видится, не терпит её.
Квэтран валяется больной, а я собираюсь уничтожить большой красивый б\п под названием «бизнес Меню» (должен же я их куда-то девать) и начать свои нехитрые сборы.
Асфальтовые леггинсы, сквозь которые просвечивают кружева, и серые в розовый цветочек носочки: миленькая натуральная блондинка очевидно приятнее младенца. От пожилой пары напротив тоже вряд ли стоит ждать неприятностей. Можно просто ехать и наслаждаться этим.
Я понимаю, что забыл многое из того, о чём следовало бы рассказать, но меня это не пугает. Это дневник, а не хроника.
Санкт-Петербург, как бы пафосно это ни звучало, остался в моём сердце: не вцепившимся клещом-вампиром, но колышащимся послевкусием, полупрозрачным вымпелом цвета дерзкого ветра. Так, что, встретившись вновь, мы улыбнёмся друг другу, и станет чуть темнее и спокойнее: от осознания того, что тебя могут понять, - но не будут, если ты об этом не попросишь.
Город тонких вкусов, созданный для того, чтобы легко планировать с ума и, если хочется, возвращаться обратно.
Казанский Собор, Артиллерийский Музей, Русский Музей, Марсово Поле, Пушкин, Петергоф, Павловск: там я не был. Значит, следующая встреча неизбежна, как ветер.
Приятно слепящее солнце врывается в купе сквозь стекло на противоположной стороне вагона. Я еду во втором, но он последний, и это хорошо: всё это время я буду к Питеру ближе других. Девушку с верхней полки зовут Женя, и мы будем с ней ехать всю дорогу; пожилая пара выходит в Кирове, и это будет завтра; она читает Эрленда Лу, мужчина медитирует с бутылкой пива, я медленно поглощаю «Lays» со сметаной и грибами. Тепло и уютно уютом поездов, и даже попса из поездового радио не вызывает ненависть, потому что, кажется, не будь попсы и этого радио, на поверхность прорвалась бы грусть.
Она придёт, но позже.
Теперь о людях: думаю, в самом Питере я не смог бы писать о них.
Танечка…в общем, я знал, что всё так. Танечка в естественных, родных питерских условиях оказалась именно такой, какой и должна быть: «быть», а не «должна была оказаться». Питер сам выращивает питерцев такими, и они с радостью становятся питерцами: тонкими, глубоко чувствующими и при этом сильными. У нас было мало времени, но это нормально: как выяснилось, у меня напрочь отсутствует «этическая точка рения», и я воспринимал всё так, как оно и есть. Заодно у меня напрочь отсутствует эмпатия, и чувство такта…но я надеюсь, что это нестрашно. Потому что всегда есть нечто намного более глубокое, чем банальные вещи типа эмпатии. И я горжусь своей сестрой.
Развиртуализация Кони прошла настолько просто, насколько это возможно в принципе. Возможно…наверняка в первую очередь это её заслуга: я ухмылялся и наблюдал за тем, как Кони привыкает ко мне живому и тому, что я живой ничем не отличаюсь от себя виртуального, а, возможно, даже ещё немного хуже..) Кони мила, непосредственна, непоследовательна, нерациональна, мила. Потерять за неделю сначала левую перчатку, а потом левую варежку – это подвиг настолько выдающийся, что я перестал считать сея самым рассеянным человеком в Галактике.
Как это сё сочетается с незаурядными талантом и эрудицией – ля меня загадка…и я не буду против, если так оно и останется.
Квэтран прекрасен. Где-то между Д`Артаньяном, Портосом и Арамисом, он прирождённый Гриффиндорец. Следовало бы сказать, возможно, что он восторженный истерик, но это далеко не вся правда. Несмотря на то, что мы общались довольно долго, я ещё не готов …давать лаконичную оценку. Квэтран кажется растерянным, потерянным, если хотите, - но мобилизуется моментально, как только это нужно, или Квэтрану кажется, что нужно, или его просят об этом. Особенное такое рыцарство, в стиле скорее Плоского Мира, чем Круглого Стола, - и это здорово.
Кара – Пинки Пай, насмотревшаяся фильмов ужасов и боевиков с Джеки Чаном: мила удивительно, безмерно, безмерно же многогранна, искрит нежным, обезоруживающим эгоцентризмом, и таким же честолюбием, кажущимся не более чем сахарной пудрой; человек, с которым интересно заниматься чем угодно.
Они все – Квэтран, Кара, Кони, - настолько живые, что находиться с ними, болезненное испытание, и чем их больше, тем больнее, но это – нужно, потому что без этого не было бы ни красок ни звуков: я бы не перенёс долгого сосуществования с любым из них, но короткие встречи – дают силу и энергию, вешают бафф, накладывают новый слой ауры. Мне трудно общаться с ними, но я понимаю, что только так я могу взглянуть со стороны на себя – и сравнить – и понять, какой же я и чего на самом деле хочу.
Пахнет дорогим пивом и копчёным мясом: обедают соседи.
Батчера я видел всего полчаса, так что не могу о нём сказать ничего кроме того, что он действительно бородатая Пинки Пай.
Граф…противоречив. Точёный еврейский профиль, очки с толстыми линзами, длинные пальцы: такими обычно представляют музыкантов или врачей. А он – программист и раздолбай. Не остроумен, но компенсирует это умом и многозначительностью. Это ему идёт. Один из тех, с кем лично мне всегда нужно ходить по грани, чтобы не нарушить границы чужого безразмерного эго. Вместе с тем, эго это – хрупкое и не очень-то уверенное в себе, хотя иногда, по тревоге, наверняка способно собраться в кучу и показать всем, как заваливают Багамутами..)
...продолжение в комментариях...
В программе: возвращение
ОБРАТНО: дни Десятый - Двенадцатый (18-20)
День Десятый (18), 30.01.12
Вернулся из магазина. Чувствую себя почти аборигеном, ибо знаю дорогу до метро, трёх продуктовых и аптеки. Гретхен царственной походкой бродит по кухне, а мне выходить примерно через час.
Итоги пребывания в Питере буду подводить в поезде, а пока…скажу, что устал. Устать в отпуске – это иронично, но этот второй по серости город во Вселенной, как видится, не терпит её.
Квэтран валяется больной, а я собираюсь уничтожить большой красивый б\п под названием «бизнес Меню» (должен же я их куда-то девать) и начать свои нехитрые сборы.
Асфальтовые леггинсы, сквозь которые просвечивают кружева, и серые в розовый цветочек носочки: миленькая натуральная блондинка очевидно приятнее младенца. От пожилой пары напротив тоже вряд ли стоит ждать неприятностей. Можно просто ехать и наслаждаться этим.
Я понимаю, что забыл многое из того, о чём следовало бы рассказать, но меня это не пугает. Это дневник, а не хроника.
Санкт-Петербург, как бы пафосно это ни звучало, остался в моём сердце: не вцепившимся клещом-вампиром, но колышащимся послевкусием, полупрозрачным вымпелом цвета дерзкого ветра. Так, что, встретившись вновь, мы улыбнёмся друг другу, и станет чуть темнее и спокойнее: от осознания того, что тебя могут понять, - но не будут, если ты об этом не попросишь.
Город тонких вкусов, созданный для того, чтобы легко планировать с ума и, если хочется, возвращаться обратно.
Казанский Собор, Артиллерийский Музей, Русский Музей, Марсово Поле, Пушкин, Петергоф, Павловск: там я не был. Значит, следующая встреча неизбежна, как ветер.
Приятно слепящее солнце врывается в купе сквозь стекло на противоположной стороне вагона. Я еду во втором, но он последний, и это хорошо: всё это время я буду к Питеру ближе других. Девушку с верхней полки зовут Женя, и мы будем с ней ехать всю дорогу; пожилая пара выходит в Кирове, и это будет завтра; она читает Эрленда Лу, мужчина медитирует с бутылкой пива, я медленно поглощаю «Lays» со сметаной и грибами. Тепло и уютно уютом поездов, и даже попса из поездового радио не вызывает ненависть, потому что, кажется, не будь попсы и этого радио, на поверхность прорвалась бы грусть.
Она придёт, но позже.
Теперь о людях: думаю, в самом Питере я не смог бы писать о них.
Танечка…в общем, я знал, что всё так. Танечка в естественных, родных питерских условиях оказалась именно такой, какой и должна быть: «быть», а не «должна была оказаться». Питер сам выращивает питерцев такими, и они с радостью становятся питерцами: тонкими, глубоко чувствующими и при этом сильными. У нас было мало времени, но это нормально: как выяснилось, у меня напрочь отсутствует «этическая точка рения», и я воспринимал всё так, как оно и есть. Заодно у меня напрочь отсутствует эмпатия, и чувство такта…но я надеюсь, что это нестрашно. Потому что всегда есть нечто намного более глубокое, чем банальные вещи типа эмпатии. И я горжусь своей сестрой.
Развиртуализация Кони прошла настолько просто, насколько это возможно в принципе. Возможно…наверняка в первую очередь это её заслуга: я ухмылялся и наблюдал за тем, как Кони привыкает ко мне живому и тому, что я живой ничем не отличаюсь от себя виртуального, а, возможно, даже ещё немного хуже..) Кони мила, непосредственна, непоследовательна, нерациональна, мила. Потерять за неделю сначала левую перчатку, а потом левую варежку – это подвиг настолько выдающийся, что я перестал считать сея самым рассеянным человеком в Галактике.
Как это сё сочетается с незаурядными талантом и эрудицией – ля меня загадка…и я не буду против, если так оно и останется.
Квэтран прекрасен. Где-то между Д`Артаньяном, Портосом и Арамисом, он прирождённый Гриффиндорец. Следовало бы сказать, возможно, что он восторженный истерик, но это далеко не вся правда. Несмотря на то, что мы общались довольно долго, я ещё не готов …давать лаконичную оценку. Квэтран кажется растерянным, потерянным, если хотите, - но мобилизуется моментально, как только это нужно, или Квэтрану кажется, что нужно, или его просят об этом. Особенное такое рыцарство, в стиле скорее Плоского Мира, чем Круглого Стола, - и это здорово.
Кара – Пинки Пай, насмотревшаяся фильмов ужасов и боевиков с Джеки Чаном: мила удивительно, безмерно, безмерно же многогранна, искрит нежным, обезоруживающим эгоцентризмом, и таким же честолюбием, кажущимся не более чем сахарной пудрой; человек, с которым интересно заниматься чем угодно.
Они все – Квэтран, Кара, Кони, - настолько живые, что находиться с ними, болезненное испытание, и чем их больше, тем больнее, но это – нужно, потому что без этого не было бы ни красок ни звуков: я бы не перенёс долгого сосуществования с любым из них, но короткие встречи – дают силу и энергию, вешают бафф, накладывают новый слой ауры. Мне трудно общаться с ними, но я понимаю, что только так я могу взглянуть со стороны на себя – и сравнить – и понять, какой же я и чего на самом деле хочу.
Пахнет дорогим пивом и копчёным мясом: обедают соседи.
Батчера я видел всего полчаса, так что не могу о нём сказать ничего кроме того, что он действительно бородатая Пинки Пай.
Граф…противоречив. Точёный еврейский профиль, очки с толстыми линзами, длинные пальцы: такими обычно представляют музыкантов или врачей. А он – программист и раздолбай. Не остроумен, но компенсирует это умом и многозначительностью. Это ему идёт. Один из тех, с кем лично мне всегда нужно ходить по грани, чтобы не нарушить границы чужого безразмерного эго. Вместе с тем, эго это – хрупкое и не очень-то уверенное в себе, хотя иногда, по тревоге, наверняка способно собраться в кучу и показать всем, как заваливают Багамутами..)
...продолжение в комментариях...
-
-
02.02.2012 в 00:16